«Оттепель» в СССР: две модели рефлексии после XX съезда КПСС

В статье рассматриваются рефлексивные модели восприятия «секретного» доклада Н.С. Хрущева на XX съезде КПСС. Поворот к критике «культа» означал для руководства КПСС только одно – Сталин забыл о коллективизме, о коллективном начале, о коллективных решениях; он перестал обращать внимание на мнение других руководящих членов партийного коллектива. Он возвеличил себя, а не партию. Сама проблема преступлений сводилась к тому, что Сталин репрессировал членов партии. Вопрос о преступлениях против всего народа не ставился и не рассматривался. Таким образом возник поворот к рефлексии, предусматривающий защиту обновленной тоталитарности, новой коллективной связности (и оправданности) партийных решений. В этой модели была важна логика отступления ради сохранения главного – коммунистической перспективы. В статье рассматривается поведенческая стратегия видных историков Академии наук в условиях неопределенности отношения к Сталину: кто он, согласно докладу Хрущева, преступник или «видный деятель» партии? Другая модель обнаруживается в тех вопросах, которые задавали слушатели на лекциях академика А.М. Панкратовой, известного историка рабочего движения в России, выступавшей перед разными аудиториями города Ленинграда через месяц после завершения съезда. В этой «первой» реакции на доклад Н.С. Хрущева можно обнаружить критически направленную интуицию общественности, выражавшую потребность в правах человека для защиты себя от всякого произвола, в том числе и коллективного. Для руководства КПСС граница допустимого пролегала в исключении из коллективного начала всякого личного превосходства, что означало возращение к Ленину – вождю мирового пролетариата, который «свято соблюдал» принцип коллективного решения; для ленинградской общественной эта граница никак не была очерчена и допускалось развитие такого сценария, который вел к деконструкции всего коммунистического мифа.

Эпилог Итого

После Хрущева

Развязка

Что к чему и почему